Леонид Андреев: анализ рассказов. Анализ отдельных произведений Л. Н. Андреева Бездна андреев анализ

Мотив тьмы распространен в различных мифологиях, и в мировой литературе он весьма значим. В архетипических представлениях многих народов устойчивым является мотив темноты, соотносимый со страшным, враждебным человеку началом, с понятием о грехе, наказании, опасности, тайне. Так и в античной, и в славянской мифологиях темнота связывается с представлениями о смерти, о страшном и необъяснимом. В представлениях древних славян многие враждебные человеку существа связаны с тьмой, появляются именно ночью и тогда же обретают силу: навы, ночницы, Морена, Мара (божество зла, вражды, смерти); у северных славян Мара — грубый дух, мрачное привидение, которое днем невидимо, а ночью творит злые дела; Див — божество, которое ночью спускается вниз с деревьев и пугает путников своим страшным видом и резкими криками.

Представление о темноте связано с бинарным делением мира на верх и низ, Добро и Зло, Свет и Тьму. Именно внизу, в бездне, располагается царство мертвых (Аид, Тартар, ад). Согласно христианским верованиям, низ — бездна, средоточие греховного; верх — светлое, положительное, доброе начало.

Стоит отметить одну интересную особенность восприятия темноты в античной и библейской мифологиях: именно Тьма, средоточие хаоса, неупорядоченной материи, рождает в конечном итоге жизнь, свет, мир (из хаоса ночи, по представлениям древних греков, возникает любовь — источник жизни; по воле Бога-отца отделяется Свет от Тьмы, причем в Библии отмечается, что свет прекрасен, так как он создан актом божественной воли): “И увидел Бог свет, что он хорош; и отделил Бог свет от тьмы” (Бытие, гл. I, ст. 4). Отделение тьмы от света совершается Творцом после осознания того, что свет хорош, сам акт отделения создает ту самую бинарность мира, которая столь важна в христианских представлениях и присутствует в любой мифологии. В Новом завете мотив тьмы приобретает метафорическое звучание, усиливается переносный смысл этого слова, важное значение приобретает именно оппозиция — тьма — свет (тьма неверия, тьма язычества; свет истинной веры, свет нравственной чистоты). Важно, что в библейской мифологии тьма приобретает негативное значение лишь после выделения света, до этого она хаос, неупорядоченное явление. После акта космогонии возникает та бинарность мира, которая является в большинстве мифов основой гармонии и единства.

Мотив тьмы является одним из ведущих символических мотивов в художественной системе Леонида Андреева и возникает на страницах его произведений неоднократно: в рассказах “В подвале”, “В тумане”, “Что видела галка”, “На реке”, “В темную даль”, “Бездна”, в пьесах “Самсон в оковах”, “Черные маски”, в повести “Жизнь Василия Фивейского” и др. Функциональная значимость этого мотива подчеркивается и рядом заглавий: “В темную даль”, “Черные маски”, “Тьма”; имплицированно он присутствует в названиях следующих произведений: “В тумане”, “Самсон в оковах”, “В подвале”, “Бездна”.

В творчестве Леонида Андреева мотив тьмы сохраняет устойчивое символическое значение, порой приобретая персонифицированный характер, рождая своеобразных фантомов (в повести “Он. Рассказ неизвестного” с темнотой ночи связан таинственный образ, преследующий героя-рассказчика). В ранних произведениях писателя 1900-1902 годов “В темную даль”, “На реке”, “Бездна” этот мотив получает различную интерпретацию, но при этом везде вносит оттенок тревожности, неизвестности, таинственности.

В небольшом рассказе “Бездна” (1902) слова “тьма”, “темный”, употребляются 18 раз и создают особое настроение трагизма и роковой неотвратимости случившегося с героями. Публикация этого произведения в начале века вызвала бурную полемику и резкие выпады в адрес писателя, которого обвиняли в безнравственности, в клевете на человека. Автор “Литературных очерков”, выступавший в печати под псевдонимом Старый, высказал замечание о схожести “Бездны” Андреева с “Властью тьмы” Л. Н. Толстого (См. “Русское слово”, 1904, № 186, 6 июля). Нам это сравнение представляется знаменательным, так как лейтмотивное слово из рассказа Андреева входит в состав заглавия произведения Толстого и является емким символом. В. И. Беззубов, сопоставляя творчество этих двух писателей, замечает: “У Андреева “тьма” становится многозначным образом-символом. В обобщенном значении “тьма” предстает и в ряде произведений Толстого” (1, 62). Показательно высказывание, Андреева в письме к А. А. Измайлову: “Читали, конечно, как обругал меня Толстой за “Бездну”? Напрасно это он — “Бездна” — родная дочь его “Крейцеровой сонаты”, хоть и побочная...” (2, 198)

В произведении рассказывается о том, как молодой студент Немовецкий, сопровождающий семнадцатилетнюю гимназистку Зиночку по пути в город, в темном лесу став невольным свидетелем надругательства над ней, испытывает острое желание насилия и не останавливает себя. Здесь поэтика темного начала главенствует.

Частота употребления однокоренных слов постоянно напоминает читателю о несчастье: “темнела небольшая роща” (3, 355), “впереди стало темно” (3, 355), “тьма сгущалась” (3, 360), “тьма вкрадчиво густела” (3, 360), “три пары глаз темнели” (3, 361) (подчеркнуто мною. — Е. И.). Тьма, окружающая Немовецкого, является символом дьявольского начала, которое проникает в душу человека, и которое герой не смог побороть в себе, так как не предпринял подобных попыток. Е. А. Михеичева подчеркивает: “Лес и тьма — природные явления, помогающие проснуться в Немовецком темным инстинктам, о существовании которых он и не подозревал” (4, 187).

Самым поразительным и одновременно страшным в этом рассказе является резкий поворот сюжета, обусловленный состоянием героя: из нежного, заботливого и благопристойного он превращается в существо жестокое, аморальное, не способное контролировать свои желания и поступки. Резко контрастирует описание разговора Зиночки и Немовецкого в I главе и его поведение в финале:

“ — Вы могли бы умереть за того, кого любите? — спросила Зиночка, смотря на свою полудетскую руку.

— Да, мог бы, — решительно ответил Немовецкий, открыто и искренно глядя на нее. — А вы?

— Да, и я, — она задумалась. — Ведь это такое счастье: умереть за любимого человека. Мне очень хотелось бы.

Их глаза встретились, ясные, спокойные, и что-то хорошее послали друг другу, и губы улыбнулись” (3, 357).

В этом рассказе тьма — часть натуры Немовецкого. Попадая в свою привычную стихию, темное начало, таящееся в человеке, выплескивается наружу, увлекая героя в бездну низости и преступления. Здесь мотив тьмы реализует архетипические представления о низе как страшной части мира, где главенствует мрак, греховное и грязное. Неслучайно на пути герои встречают грязных (и в прямом, и в переносном смысле) женщин, сидящих на краю ямы (символ входа в бездну), а потом мужчин, чье поведение способствует пробуждению в студенте Немовецком грязных (темных) желаний. Тьма настолько характерна для этого героя, что он не предпринимает попыток противостоять ей, сопротивляться искушению. Андреев изображает действительную бездну падения человека, который позволил тьме проникнуть в собственную душу.

Преступление грязных мужчин-незнакомцев — это своеобразный вариант желаний самого Немовецкого, только доведенный до крайней степени проявления. Сознание героя раздвоено: в глубинах разума остался сигнал запретности подобных действий, но слабость воли (светлого начала) и нежелание сопротивляться толкают героя к падению. Мужчины бросают Немовецкого в овраг (вниз, к месту средоточия Тьмы, Зла), выбираясь, он продолжает преступление.

Тьма в душе героя и тьма, окружающая его, способствуют его превращению в зверя, выделению квинтэссенции зла: “Немовецкий остался где-то позади, а тот, что был теперь, с страстной жестокостью мял горячее и податливое тело...” (подчеркнуто мною. — Е. И.) (3, 366 — 367). “Тот, что был теперь”, — это уже иное существо, порождение тьмы, поддавшийся дьявольскому искусу человек. Закономерно, что рассказ заканчивается фразой: “И черная бездна поглотила его” (3, 367). Эта метафора объединяет в себе архетипические и христианские представления о тьме, бездне и греховности. Здесь возникают библейские аллюзии, читатель сразу же вспоминает ветхозаветную фразу: “И тьма над бездною...” (Бытие, гл. I, ст. 2). Значения ведущих слов фразы соединяются, создавая особый уровень трагизма. Автор ввергает своих героев в состояние дотварное, в ту самую Тьму безнравственности, безверия, которая характеризуется отсутствием света. В рассказе Андреева нет новой космогонии, его герой пребывает в хаосе.

Студент Немовецкий словно оказывается в той тьме, от которой еще не отделен свет, и которая не преобразована актом божественного творения. А. В. Татаринов справедливо замечает: ”Нечем, совсем нечем защититься, — в этом обезбоженном пространстве возможны самые чудовищные превращения; студент Немовецкий, например, превращается в похотливого зверя” (5, 88). Герой Андреева, действительно, в метафорическом смысле умирает, но не за любимого человека, он погибает как личность, демонстрируя полную неспособность бороться с властью тьмы: “Он крепче прижал к себе мягкое, безвольное тело, своей безжизненной податливостью будившее дикую страсть, ломал руки и беззвучно шептал, сохранив от человека одну способность лгать...” (3, 367).

Литература:

1. Беззубов В. И. Леонид Андреев и традиции русского реализма. Таллин: Ээсти раамат, 1984.

2. Андреев Л. Н. Письма к А. А. Измайлову (Публикация В. Гречнева) //Рус. лит. 1962. № 3. С. 193-201.

3. Андреев, Л. Н. В тумане [Текст] / Л. Н. Андреев // Собр. соч.: В 6 т. М.: Художественная литература, 1990. Т. 1.

4. Михеичева Е. А. О психологизме Леонида Андреева. М.: МПУ, 1994.

5. Татаринов А. В. Художественная демонология в прозе Леонида Андреева 1900-1903 годов //Эстетика диссонансов. О творчестве Л. Н. Андреева: Межвуз. сб. научн. трудов к 125-летию со дня рождения писателя. Орел, 1996. С. 87-89.
© Елена Исаева

А жизнь людей полна страданий и печали… Не зря, лишая ночью благостного сна, Два мрачных образа кружили пред глазами, Рассудок мучили: стена и бездны глубина. Его героев раздирают страсти, Его рассказы наполняет скорбь, Великая тоска по мировому счастью…

«Впереди, на пологом холме, темнела небольшая роща, и сквозь ветви деревьев красным раскаленным углем пылало солнце, зажигало воздух и весь его превращало в огненную золотистую пыль. Так близко и так ярко было солнце, что все кругом словно исчезало, а оно только одно оставалось, окрашивало дорогу и ровняло ее».

«Где-то далеко, за версту или больше, красный закат выхватил высокий ствол сосны, и он горел среди зелени, как свеча в темной комнате; багровым налетом покрылась впереди дорога, на которой теперь каждый камень отбрасывал длинную черную тень, да золотисто-красным ореолом светились волосы девушки, пронизанные солнечными лучами».

«Свет погас, тени умерли, и все кругом стало бледным, немым и безжизненным. Оттуда, где раньше сверкало раскаленное солнце, бесшумно ползли вверх темные груды облаков и шаг за шагом пожирали светло- голубое пространство. Тучи клубились, сталкивались, медленно и тяжко меняли очертания разбуженных чудовищ и неохотно подвигались вперед, точно их самих, против их воли, гнала какая-то неумолимая, страшная сила. Оторвавшись от других, одиноко металось светлое волокнистое облачко, слабое и испуганное».

«Без солнца, под свежим дыханием близкой ночи, она казалась неприветливой и холодной; во все стороны раскидывалось серое поле с низенькой, словно притоптанной травой, глинистыми оврагами, буграми и ямами. Ям было много, глубоких, отвесных и маленьких, поросших ползучей травой; в них уже бесшумно залегла на ночь молчаливая тьма; и то, что здесь были люди, что-то делали, а теперь их нет, делало местность еще более пустынной и печальной. Там и здесь, как сгустки лилового холодного тумана, вставали рощи и перелески и точно выжидали, что скажут им заброшенные ямы».

«Туча прошла, не бросив ни одной капли дождя и сделав воздух сухим и легким, и высоко, на середину неба, поднялся разрезанный месяц с прозрачным, тающим краем. Он доживал последние ночи и светил холодно, печально и одиноко. Небольшие клочки облаков быстро пронеслись в вышине, где продолжал, очевидно, дуть сильный ветер, но не закрывали месяца, а осторожно обходили его. В одиночестве месяца, в осторожности высоких, светлых облаков, в дуновении неощутимого внизу ветра чувствовалась таинственная глубина царящей над землею ночи».

Л. Н. Толстой о рассказе «Бездна»: "Ведь это ужас!.. Какая грязь, какая грязь!.. Чтобы юноша, любивший девушку, заставший ее в таком положении и сам полу избитый - чтобы он пошел на такую гнусность!.. Фуй!.. И к чему это все пишется?.. Зачем?.." Напишите ответ Толстому Л. Н.

Ответ Л.Н. Толстому Уважаемый Лев Николаевич! Я понимаю Ваше недоумение по поводу «Бездны» Леонида Андреева, ведь такие произведения редко появляются в печати. Но, согласитесь, что в сообществе людей такой грязи и мерзости предостаточно, и писатели должны говорить об этом во всеуслышание, чтобы потрясти душу читателя, тогда, может быть, что-то изменится к лучшему, наш мир хоть немного станет чище. (Наташа)

Письмо Немовецкого редактору Милостивый государь г. Редактор! Прежде всего позвольте сказать, кто я. Я - герой "Бездны"... Да, да, герой той самой "Бездны", которую написал Леонид Андреев,- студент-техник Немовецкий. И всё, что написал про меня Леонид Андреев, действительно было, хотя и не так, как он это написал. Я … объявляю во всеуслышание, что никогда не был повинен в том, в чем меня обвиняет Л. Андреев. Никогда... Я повинен кое в чем, может быть, гораздо худшем, гораздо более гнусном, но не в том. Теперь расскажу, как все было, расскажу все без утайки. Сначала, действительно, все было, как описывает Леонид Андреев. Зиночка бросилась бежать. Вслед за ней кинулись эти проклятые бродяги, а на меня набросился один из них, и через несколько мгновений я, избитый, полетел в овраг. В безумном страхе я искал ее и, неожиданно, наткнулся на ее тело. Я упал подле нее на колени и целовал ей руки, дул ей в лицо, тормошил ее и всячески старался привести в сознание. Я понимал, какому ужасному поруганию подвергли ее, и это сознание, как будто, рождало боль в моей душе.

Но все это тонуло в каком-то отчаянии и страхе, что она не проснется, что она умирает. Сердце мое билось, и в мучительной тревоге мысли мои путались в какой-то пестрый хаос. Наконец она глубоко вздохнула и открыла глаза. О счастье, о радость! Она жива и будет жить. Она, очевидно, еще не вполне пришла в себя и как-то странно озиралась, даже не замечая своего разорванного платья и наготы своих плеч. И вдруг она все вспомнила и поняла... Глаза ее широко раскрылись, из груди ее вырвался стон и, закрывая свою обнаженную грудь трясущимися руками, она с глухим рыданием прильнула ко мне и, точно ища защиты, спрятала свое лицо на моей груди. И вдруг я тоже все понял, понял уже не только умом, не только сознанием, но и всем сердцем, всем своим существом...

И тут-то свершился ужас, который гораздо страшнее всего, описанного Леонидом Андреевым. Я знал головой, что она, Зина, которую я любил, как мне казалось, больше жизни,- я знал, что она страдает и ждет от меня опоры, защиты и утешения. Я знал, что в этот момент я нужен ей, как никогда, и я хотел приласкать ее, пригреть, успокоить и ободрить, и вместо всего этого я чувствовал, как холод какого-то омерзения широкой волной накатывается на меня и леденит мое сердце. Она сделалась мне физически противной, отвратительной и совершенно чужой. Невольно я сделал движение, чтобы оттолкнуть ее, и, когда при этом рука моя коснулась ее обнаженного плеча, я почувствовал холод ее озябшего тела, и мне вдруг показалось, что это тело не просто холодно, а покрыто какой-то омерзительной холодной слизью. И я оттолкнул ее. С тех пор мы больше не видались. Я слышал, что она была долго и тяжело больна, но к ней я не пошел.

А если ваша невеста подвергнется тому же, чему подверглась Зина, разве вы так, без колебаний, женитесь на ней?.. Все мы - звери и даже хуже; чем звери, потому что те, по крайней мере, искренни и просты, а мы вечно хотим и себя и еще кого-то обмануть, что все звериное нам чуждо. Мы хуже, чем звери... мы подлые звери... Вот все, что я хотел сказать в свое оправдание, а, может быть, и обвинение... Немовецкий.

Несомненно, оба Немовецкие достойны осуждения, но, на мой взгляд, Немовецкий из рассказа достоин большего осуждения. Зина уж точно не ожидала такого от человека, которого любила. Немовецкий, как бы ни было сильно его желание, должен был взять себя в руки и не уподобляться мужикам- насильникам. Немовецкому из письма после произошедшего Зиночка стала противна, он чувствовал к ней омерзение, но всё-таки своим безучастием он не нанёс такого удара девушке, как Немовецкий, воспользовавшийся её беспомощностью. (Ксения)

Подсознание – это энергетический центр, где начинают формироваться инстинкты. Инстинктом называют обычно сумму биологических реакций, наследственных, имеющих существенно важное жизненное значение для особи или рода, причем, однако, конечная цель означенных действий не является объектом ясного сознания.

«Он протянул руку, нерабочую руку, тонкую и белую, как у женщины. Зиночке было весело, ей хотелось перепрыгнуть канаву самой, побежать, крикнуть: "Догоняйте!" - но она сдержалась, слегка, с важной благодарностью наклонила голову и немного боязливо протянула руку, сохранившую еще нежную припухлость детской руки. А ему хотелось до боли сжать эту трепетную ручку, но он также сдержался, с полупоклоном почтительно принял ее и скромно отвернулся, когда у всходившей девушки слегка приоткрылась нога».

«… он ощущал покорную мягкость ее крохотной ручки и видел черный силуэт ноги и маленькую туфлю, наивно и нежно обнимавшую ее. И было что-то острое, беспокойное в этом немеркнущем представлении узкой полоски белых юбок и стройной ноги, и несознаваемым усилием воли он потушил его. И тогда ему стало весело, и сердцу его было так широко и свободно в груди, что захотелось петь, тянуться руками к небу и крикнуть: "бегите, я буду вас догонять" - эту древнюю формулу первобытной любви среди лесов и гремящих водопадов. И от всех этих желаний к горлу подступали слезы».

« - Мне страшно, - одними губами сказала она. Не слыша слов, Немовецкий понял ее по тяжести опершейся руки. И, стараясь сохранить вид спокойствия, не чувствуя роковую неотвратимость того, что сейчас случится, он зашагал ровно и твердо. И три пары глаз приблизились, сверкнули и остались за спиной. "Нужно бежать", подумал Немовецкий и сам ответил себе: "Нет, нельзя бежать".

«И Немовецкому казалось, что когда-то с ним уже было нечто подобное: тьма, невидимые ветви, царапающие лицо, и он бежит, закрыв глаза, и думает, что все это сон. Он вскочил и снова побежал, но опомнился и пошел медленно, смутно рисуя себе то место, где на них напали. В лесу было совсем темно, но иногда прорывался бледный месячный луч и обманывал, освещая белые стволы, и лес казался полным неподвижных и почему-то молчаливых людей. И это уже было когда-то, и это походило на сон». 33 Смоделируйте движение сюжета рассказа, ведущее к благополучному финалу, например, после слов: «Высокий и рыжий, бросившие Немовецкого в ров, постояли немного, прислушиваясь к тому, что происходило на дне рва. Но лица их и глаза были обращены в сторону, где осталась Зиночка».

Шум вокруг "Бездны" приобретал значение литературно- общественного скандала. Все это заставило Андреева выступить в печати с объяснением его намерений и идейного замысла произведения. "Можно быть идеалистом, верить в человека и конечное торжество добра,- писал Андреев,- и с полным отрицанием относиться к тому современному двухногому существу без перьев, которое овладело только внешними формами культуры, а по существу в значительной доле своих инстинктов и побуждений осталось животным Чтобы идти вперед, чаще оглядывайтесь назад, ибо иначе вы забудете, откуда вы вышли и куда нужно вам идти Пусть ваша любовь будет так же чиста, как и ваши речи о ней, перестаньте травить человека и немилосердно травите зверя. Путь впереди намечен людьми-героями. По их следам, орошенным их мученической кровью, их слезами, их потом, должны идти люди - и тогда не страшен будет зверь. Ведь все звери боятся света" ("Курьер", 1902, Љ 27, 27 января).

Мария Минина. Разбор рассказа Леонида Андреева "Бездна"

История создания рассказа. Критика.

Рассказ "Бездна" был напечатан в журнале "Курьер" в январе 1902 года. Он вызвал шок и скандально прославил автора. Критика обрушилась на рассказ, который был назван "образцовой гнусностью". Лев Толстой и его жена также не ободрили его. Софья Андреевна напечатала открытое письмо в "Новом времени", в котором призвала русское общество выступить против "грязи, которую разносит Андреев, наслаждающийся "низостью явлений порочной человеческой жизни". Отзыв Толстого больно задел Андреева. Задумав ответить критике, Андреев хотел написать статью или рассказ "Антибездна", но вместо этого появилось письмо сочиненное им, но подписанное Немовецким. Так выдуманный герой стал будто бы реальным лицом. "Это был чуть ли не первый случай литературной провокации подобного рода", - пишет в свой книге "Горький" Павел Басинский. Это была попытка Андреева оправдаться и или, быть может, еще больше заинтересовать читателя своей персоной. Когда в 1903 году рассказ "Бездна" выходил отдельной книгой в Берлине, он был дополнен этим письмом Немовецкого и письмом Зиночки (вернее, журналиста Жаботинского), которое являлось подражанием "письма Немовецкого".

Некоторые критики называют Андреева писателем страха. Но рассказ "Бездна" - это, на мой взгляд, рассказ не о страхе человека, и не о безнравственности испуганного человека, это рассказ о превышении некой нормы, о патологии человеческих отношений. Пытаясь понять причины, по которым люди совершают описанное в рассказе, найти мотив, по которому Андреев захотел описать это, я даже открыла статью известного психоаналитика Фрома "Анатомия человеческой деструктивности". Должны же быть причины, по которым молодой мужчина в 30 лет, не бывший на каких-то страшных войнах и не попадавший в незаурядно ужасные ситуации, видел мир словно сквозь загрязненные, темные очки, приводя в своих произведениях примеры отклонений человеческой психики.

Фром пишет: "Если мы внимательно рассмотрим индивидуальное и массовое поведение, то мы обнаружим, что сексуальные потребности и голод составляют сравнительно малую долю среди всех прочих мотивов поведения. Стержнем мотивационной сферы человека являются страсти - на рациональном и иррациональном уровне: потребность в любви, нежности, свободе, правде, в сохранении чести и совести. Человеком владеют такие страсти, как жажда власти, жадность, зависть и тщеславие. Эти страсти влекут его по жизни, становятся причиной волнений и тревог..."

Андреев не раз находился на лечении в психиатрических лечебницах и 4 раза покушался на свою жизнь. После окончания юридического факультета он работал в различных судебных учреждениях, сотрудничал с газетой "Курьер" в качестве судебного репортера. Возможно, перед его глазами могли проходить судебные дела похожие на сюжет рассказа "Бездна".

Видимо, Андреева волновали страсти, и он не хотел писать банальные сюжеты, его интересовали неординарные герои. Героем произведения писателя становится тот, у кого хватило мужества преступить грань морали, общепринятого "без страха и сомнения".

После одного из разговоров с М. Горьким Андреев сказал: "...Когда я напишу что-либо особенно волнующее меня,- с души моей точно кора спадает, я вижу себя яснее и вижу, что я талантливее написанного мной. Вот - "Мысль". Я ждал, что она поразит тебя, а теперь сам вижу, что это, в сущности, полемическое произведение, да еще не попавшее в цель". Из этих слов можно сделать вывод, что Андреев в процессе написания словно избавляется от своего душевного неравновесия. Такой "терапевтический" эффект.

Произнося название рассказа - "Бездна", чувствуешь, что это глубокая пропасть, пучина, тьма, гибель, нечто бездонное, попав куда, уже никогда не вернешься. Начинается рассказ, однако, описанием природы, довольно мирным и спокойным, но это только на первый взгляд. Андреев, очень искусно вводит такие детали, на которые можно поначалу не обратить внимание, но которые точно намекают на неоднозначность ситуации. Такими скрытыми деталями являются, например, "канава с пыльными краями", "враждебность изрытого поля", "заброшенные ямы". Можно таковыми назвать и цвета.

Символика цвета

Поначалу автор в основном использует красный цвет. Красный цвет - это символ страсти и агрессии. Он выражает активность и возбуждение, он будоражит все чувства и мысли человека ("красным раскаленным углем пылало солнце", "красный закат выхватил высокий ствол сосны", "золотисто-красным ореолом светились волосы девушки", "губы стали красными почти кровавыми").

Затем по мере приближения неминуемой беды меняется пейзаж, все словно приходит в движение: "Свет погас, тени умерли, все кругом стало бледным, немым и безжизненным тучи клубились, сталкивались, медленно и тяжело меняли очертания разбуженных чудовищ..." Тут же меняются и цвета: теперь преобладают серые и черные оттенки.

Интересно отметить, что серый цвет - это символ логики и порядка. Это неслучайное совпадение, как мне кажется, автор показывает закономерность происходящего, он словно предупреждает героев: посмотрите вокруг, подумайте, куда вы идете, насторожитесь, ведь здесь очень опасно. И пейзаж снова меняется: "И тьма сгущалась так незаметно и вкрадчиво, что трудно было в нее поверить". Описание пейзажа заканчивается тем, что "разбуженное чудовище" поглотило все вокруг. Здесь можно провести параллель с концом самого рассказа: "И черная бездна поглотила его". Черный - это символический аналог белому цвету. Часто служит символом мрака, хаоса, смерти. Черный - это символ бездны, всего необъятного, непонятного и пугающего.

Философский разговор

В рассказ очень неожиданно вставлен разговор о бесконечности. Автор словно дает видение этого явления в противовес бездне. Бесконечность тоже не имеет конца, как и бездна дна, но несет другую смысловую окраску (бесконечное мировое пространство, например). Мы понимаем, что бездна - это владения дьявола, а бесконечность - это владения бога.

Вопрос о бесконечности заводит Зиночка: она говорит, что в детстве, увидев череду телег, приняла их как символ чего-то бесконечного. Интересно, что в телега как символ означает нечто шаткое, колеблющееся, но не страшное. И, тем не менее, девушке страшно вспоминать этот момент, возможно, что это в ней просто говорит страх неизвестности, страх познания. А вот Немовецкий не видит ничего. Может ли это означать, что в его душе нет веры в Бога, нет веры в бесконечность бытия? Зная, чем закончился рассказ, мы можем утверждать, что им владеют страсти, о которых он и сам не догадывается. Может быть, если вера или в данном случае даже страх божий жили бы в его душе, он не впустил бы разрушительные дьявольские силы в свою жизнь.

Вопрос о смерти тоже заводит Зиночка: "Вы могли бы умереть за того, кого любите?". Почему вдруг в момент безмятежный и возвышенный она заговаривает об этом? Двойственность жизни и смерти, шаткость, иллюзорность момента очень тонко показана автором. Зиночка чувствует, что надвигается беда, но не осознает до конца, почему ей страшно. Страшно вспоминать о телегах, страшно слушать тишину, страшно, что заблудились, страшно, что увидели людей. Предчувствие беды тревожит девушку, но она просто не знает, откуда может прийти неизбежное. Ей бы вглядеться в своего спутника повнимательней и почувствовать, что опасность исходит впервую очередь от него. Давайте разберемся с личностью Немовецкого. Андреев очень искусно рисует портрет молодого человека с неустойчивой психикой и с еще не сформировавшимися ценностями мужчины, который должен быть сильным, храбрым, который действительно может умереть за любимого человека или, по крайней мере, защитить девушку. Вместо этого мы видим мальчишку, который ведет себя не просто немужественно, но и совсем уж по-женски: "Он долго боролся, царапался ногтями, как дерущаяся женщина, всхлипывал от бессознательного отчаянья и кусался...". Или: "Он протянул руку, нерабочую руку, тонкую и белую, как у женщины". А вот, что о нем говорит Зиночка: "От чего вы такой бледный и худой? Вы много занимаетесь, да?". "Совсем дохляк парень, даже обидно", - это уже о Немецком говорит пьяный мужик, которого они встретили. "Нужно убить себя, даже если это не сон", - говорит после случившегося с Зиночкой Немовецкий, и вместо этого пользуется ситуацией в своих интересах. Возвращаясь к классификации Фрома, это не просто отклонение от нормы, это предпосылки разрушительной агрессии.

Странно, но пьяные мужики, надругавшиеся над девушкой, выглядят на фоне Немовецкого более понятно и объяснимо: они специально пришли в определенное место, где могли найти доступных женщин и напиться; уровень их развития и образования явно низок, в отличие от интеллектуального уровня Немовецкого; их животная страсть была спровоцирована ситуацией доступности.

Вообще, атмосфера в рассказе нагнетается постепенно, ощущение грозы, предчувствие чего-то страшного к концу становится все явственнее (это ощущение достигается изменениями природы), но завершение, развязка истории все равно поражает своей непредсказуемостью и внезапностью, хотя и автор "подготавливал" нас к чему-то страшному. И эта ужасная концовка просто потрясает, шокирует. Андреев действительно умел произвести впечатление, да такое, чтобы осталось надолго.

Знаменитый рассказ Леонида Андреева "Бездна" (1902г.), помимо своей скандальности, интересен также историей "интерпретации и рецепции". Изначально Андреев объявлял главным достоинством "Бездны" ее исключительную правдивость. Вот что говорил удовлетворенный автор по этому поводу: "В ней есть одно драгоценное свойство: прямота. Оттого я некоторое время и боялся ее печатать, а теперь жалею, что не могу ее напечатать сто раз подряд". Однако многие читатели и критики отмечали неправдоподобность финала - с физиологической точки зрения он действительно сомнителен. Очень скоро это осознал и автор: в следующем году он опубликовал письмо, написанное от лица главного героя, в котором была изложена новая версия событий, кардинально расходящаяся с предыдущей*. Вот она-то и была подлинно "реалистичной". И - лишала очень талантливый рассказ Андреева всякой художественной ценности.

Почему, несмотря на признание нереалистичности сюжета "Бездны", я считаю ее талантливой? Дело в том, что я абсолютно уверена, что этот текст... с самого начала попросту не является реалистичным и не должен читаться как таковой! Леонид Андреев, сам того не заметив, сделал насквозь метафоричную и совершенно символистскую вещь. Вот как сформулировали эту мысль два критика:

Л. Войтоловский: "Конец рассказа - это физиологический абсурд с медицинской точки зрения. Но его задача - дать коллизию "идеального" (мысли) с реальным".

Е. Колтоновская: "То, что разыгралось в "Бездне", вероятно, невозможно в действительности, а если и возможно, то так исключительно, что в обыденном смысле слова не типично. Но сущность интеллигентской психологии, ее основная болезнь замечательно угадана художником. Задатки андреевской бездны существуют в большинстве раздвоенных интеллигентских душ, и с внутренней точки зрения безразлично, проявятся ли они реально или нет".

По-видимому, мы наблюдаем исключительный случай: замысел писателя полностью провалился... а произведение от этого только выиграло! Андреев слепил портрет одной из ключевых фигур нашей мифологии, портрет "интеллигента". Дальше все можно расписать прямо по Соловьеву: и про то, как интеллигенту была вверена Мировая Душа (потому что интеллигент традиционно считается Ее хранителем), и про то, как он должен был вывести Ее к свету и правде, а завел в темный лес уродства и морального разложения; и про то, как лишенные Ее света заблудшие народные души начинают "бессмысленный и беспощадный бунт", силой пытаясь захватить то, что вообще не может принадлежать кому-либо... И про то, как интеллигент доедает остатки народного пиршества, обнаруживая свою низкую, темную и, главное, трусливую интеллигентскую суть))

Мне кажется, история андреевской "Бездны" как нельзя лучше иллюстрирует великолепную мысль Сократа о том, что поэт (в нашем случае - писатель) в принципе не способен адекватно проанализировать собственное сочинение и оценить его значимость. Например, А.С. Пушкин, посвящая легкомысленной мадам Керн "Я помню чудное мгновенье...", вряд ли надеялся, что это стихотворение станет краеугольным камнем здания русской культуры. Дж.Р.Р. Толкин, придумывая сказку "Хоббит" для маленькой дочки, не мог предположить, что когда-нибудь толпы исследователей будут защищать по ней дисертации. Есть и более курьезные случаи: в частности, я не думаю, что апологет единовластия Макиавелли имел в виду создание одной из самых антимонархических книг в истории, а советский-пресоветский писатель Вс.А. Кочетов - дискредитирование советского образа жизни перед западным в своем романе "Чего же ты хочешь". Так и Леонид Андреев, автор "реалистичного" рассказа "Бездна", вовсе не мечтал стать автором чудесного символичного произведения. Однако именно им и стал.

Уже кончался день, а они двое все шли, все говорили и не замечали ни времени, ни дороги. Впереди, на пологом холме, темнела небольшая роща, и сквозь ветви деревьев красным раскаленным углем пылало солнце, зажигало воздух и весь его превращало в огненную золотистую пыль. Так близко и так ярко было солнце, что все кругом словно исчезало, а оно только одно оставалось, окрашивало дорогу и ровняло ее. Глазам идущих стало больно, они повернули назад, и сразу перед ними все потухло, стало спокойным и ясным, маленьким и отчетливым. Где-то далеко, за версту или больше, красный закат выхватил высокий ствол сосны, и он горел среди зелени, как свеча в темной комнате; багровым налетом покрылась впереди дорога, на которой теперь каждый камень отбрасывал длинную черную тень, да золотисто-красным ореолом светились волоса девушки, пронизанные солнечными лучами. Один тонкий вьющийся волос отделился от других и вился и колебался в воздухе, как золотая паутинка.

И то, что впереди стало темно, не прервало и не изменило их разговора. Такой же ясный, задушевный и тихий, он лился спокойным потоком и был все об одном: о силе, красоте и бессмертии любви. Оба они были очень молоды: девушке было всего семнадцать лет, Немовецкому на четыре года больше, и оба они были в ученической форме: она в скромном коричневом платье гимназистки, он в красивой форме студента-технолога. И как и речь, все у них было молодое, красивое и чистое: стройные, гибкие фигуры, словно пронизанные воздухом и родные ему, легкая упругая поступь и свежие голоса, даже в простых словах звучавшие задумчивой нежностью, так, как звенит ручей в тихую весеннюю ночь, когда не весь еще снег сошел с темных полей.

Они шли, сворачивали там, где сворачивала незнакомая дорога, и две длинные, постепенно утончающиеся тени, смешные от маленьких головок, то раздельно двигались впереди, то сбоку сливались в одну узкую и длинную, как тень тополя, полосу. Но они не видели теней и говорили, и, говоря, он не сводил глаз с ее красивого лица, на котором розовый закат точно оставил часть своих нежных красок, а она смотрела вниз, на тропинку, отталкивала зонтиком маленькие камешки и следила, как из-под темного платья равномерно выдвигался то один, то другой острый кончик маленькой ботинки.

Дорогу пересекла канава с пыльными, обвалившимися от ходьбы краями, и они на миг остановились. Зиночка подняла голову, обвела вокруг затуманенным взглядом и спросила:

– Вы знаете, где мы? Я здесь ни разу не была.

Он внимательно оглядел местность.

– Да, знаю. Там, за этим бугром, город. Давайте руку, я вам помогу.

Он протянул руку, нерабочую руку, тонкую и белую, как у женщины. Зиночке было весело, ей хотелось перепрыгнуть канаву самой, побежать, крикнуть: «Догоняйте!» – но она сдержалась, слегка, с важной благодарностью наклонила голову и немного боязливо протянула руку, сохранившую еще нежную припухлость детской руки. А ему хотелось до боли сжать эту трепетную ручку, но он также сдержался, с полупоклоном, почтительно принял ее и скромно отвернулся, когда у всходившей девушки слегка приоткрылась нога.

И снова они шли и говорили, но головы их были полны ощущением на минуту сблизившихся рук. Она еще чувствовала сухой жар его ладони и крепких пальцев; ей было приятно и немного совестно, а он ощущал покорную мягкость ее крохотной ручки и видел черный силуэт ноги и маленькую туфлю, наивно и нежно обнимавшую ее. И было что-то острое, беспокойное в этом немеркнущем представлении узкой полоски белых юбок и стройной ноги, и несознаваемым усилием воли он потушил его. И тогда ему стало весело, и сердцу его было так широко и свободно в груди, что захотелось петь, тянуться руками к небу и крикнуть: «Бегите, я буду вас догонять», – эту древнюю формулу первобытной любви среди лесов и гремящих водопадов.

И от всех этих желаний к горлу подступали слезы.

Длинные, смешные тени исчезали, и дорожная пыль стала серой и холодной, но они не заметили этого и говорили. Оба они прочли много хороших книг, и светлые образы людей, любивших, страдавших и погибавших за чистую любовь, носились перед их глазами. В памяти воскресали отрывки неведомо когда прочитанных стихов, в одежду звучной гармонии и сладкой грусти облекавших любовь.

– Вы не помните, откуда это? – спрашивал Немовецкий, припоминая: – «…и со мною снова та, кого люблю, – от которой скрыл я, не сказав ни слова, всю тоску, всю нежность, всю любовь мою…»

– Нет, – ответила Зиночка и задумчиво повторила:

«Всю тоску, всю нежность, всю любовь мою…»

– Всю любовь мою, – невольным эхом откликнулся Немовецкий.

И снова они вспоминали. Вспоминали чистых, как белые лилии, девушек, надевавших черную монашескую одежду, одиноко тоскующих в парке, засыпанном осенней листвой, счастливых в своем несчастье; они вспоминали и мужчин, гордых, энергичных, но страдающих и просящих о любви и чутком женском сострадании. Печальны были вызванные образы, но в их печали светлее и чище являлась любовь. Огромным, как мир, ясным, как солнце, и дивно-красивым вырастала она перед их глазами, и не было ничего могущественнее ее и краше.

– Вы могли бы умереть за того, кого любите? – спросила Зиночка, смотря на свою полудетскую руку.

– Да, мог бы, – решительно ответил Немовецкий, открыто и искренно глядя на нее. – А вы?

– Да, и я, – она задумалась. – Ведь это такое счастье: умереть за любимого человека. Мне очень хотелось бы.

Их глаза встретились, ясные, спокойные, и что-то хорошее послали друг другу, и губы улыбнулись. Зиночка остановилась.

– Постойте, – сказала она. – У вас на тужурке нитка.

И доверчиво она подняла руку к его плечу и осторожно, двумя пальцами сняла нитку.

– Вот! – сказала она и, став серьезной, спросила: – Отчего вы такой бледный и худой? Вы много занимаетесь, да? Не утомляйте себя, не надо.

– У вас глаза голубые, а в них светлые точечки, как искорки, – ответил он, рассматривая ее глаза.

– А у вас черные. Нет, карие, теплые. И в них…

Зиночка не договорила, что в них, и отвернулась. Лицо ее медленно краснело, глаза стали смущенные и робкие, а губы невольно улыбались. И, не ожидая улыбающегося и чем-то довольного Немовецкого, она тронулась вперед, но скоро остановилась.